Девушки застенчиво захихикали. Дун, отец трех дочерей, никак не отреагировал на их смех, он был несколько разочарован.
— Анжела и Сэм ссорились?
— С Сэмом невозможно ссориться, — сказала самая смелая из девушек. — С ним можно только в постель. Или на сеновал.
Новый всплеск смешков.
Девушкам не было и двадцати, но они уже многого нахватались и жили надеждами.
— Никто не воспринимает Сэма всерьез, — сказала самая смелая. — С ним просто весело. Он и из этого сделает шутку. Если не хочешь идти с ним, достаточно просто сказать «нет». Мы и говорим «нет». Он никого никогда не принуждает.
— Но ведь время от времени кто-то же с ним ходит, — возмутились остальные.
После этих слов у меня сложилось впечатление, будто Дун решил, что и Анжела вполне могла пойти с Сэмом, и в этом не было ничего странного.
Смелая девушка, которую звали Тэнси, спросила, когда нашли эту сучонку.
— Когда? — насторожился Дун. — Ее нашли в прошлое воскресенье утром. Хочу заметить, что тот, кто ее обнаружил, не очень торопился оповестить власти, поскольку она уже была мертва в течение довольно долгого времени, затем этот человек все же позвонил в полицию, связался со мной в то время, когда я дремал после моего любимого пудинга, приготовленного моей женой, — отличное блюдо, должен вам сказать, — а поскольку это было уже вечером, то только в понедельник утром я выехал на место происшествия и мы начали расследование, имея на руках списки пропавших, в основном беглецов, проституток и наркоманов, поняли? И только вчера нам принесли ее сумочку с этим медальоном, поэтому я и пришел к вам, чтобы выяснить, не та ли девушка служила у вас конюхом. В моих списках она числится пропавшей. Если я вас правильно понял, то это именно она.
Он протянул им фотографию. Его убаюкивающий голос действовал на них успокаивающе, и они с интересом уставились на снимок.
— Это Гвоздичка, — согласились они.
— А вы уверены, что можете отличить одну лошадь от другой?
— Естественно, если их видишь каждый день.
— А мужчина?
— Мистер Гудхэвен. Дун поблагодарил их и забрал фотографию. Констебль Рич что-то медленно писал в своем блокноте. Девушки не обращали на него никакого внимания.
Дун спросил их, не было ли у Анжелы Брикел, случаем, собаки.
Заинтригованные девушки ответили, что не было.
— А чем вызван ваш вопрос?
— Рядом был найден собачий ошейник и изжеванный мячик.
— Ни у кого из нас собаки нет и никогда не было, — ответила Тэнси.
Дун поднялся, собираясь уходить, и сказал девушкам, что, если будут новости, пусть они немедленно связываются с ним.
— Какого рода новости? — спросили они.
— Теперь вы знаете, что она мертва, — добрым голосом сказал Дун. — Нам же необходимо выяснить, почему и как это случилось. Это важно для правосудия. Если однажды мертвой найдут кого-нибудь из вас, вы же захотите узнать, что с вами приключилось, не так ли?
— Конечно, — согласились они.
— Что же с ней сталось? — спросила Тэнси.
Дун хотел было погладить ее по голове, но сдержался. Этот жест явно уронил бы его в их глазах. Эти девушки были слишком уж независимы и самоуверенны.
— Прежде нам нужно будет навести некоторые справки, — уклончиво ответил Дун. — Ждите официальных сообщений.
На этом мы и попрощались. Наш дальнейший путь лежал к общежитию неженатых конюхов, рядом с которым располагался коттедж Боба Уотсона.
В отличие от женского обиталище мужчин представляло собой иную картину: никаких горшочков с цветочками, никаких подушек и подушечек — сплошные обрывки газет, пустые пивные банки, порнографические журналы, грязные тарелки и испачканные глиной жокейские сапоги. Роднило их только наличие телевизора с видеомагнитофоном.
Все конюхи уже знали о происшествии, поскольку Боб Уотсон уже успел кому-то из них об этом ляпнуть. Никто из них (так же, как и девушки) не выказал сожаления. И они тоже ничего не смогли добавить к уже известному.
— — В седле она была ничего себе, — сказал кто-то, пожимая плечами.
— Да и в кровати, я полагаю, тоже, — брякнул другой. Конюхи все с первого взгляда признали Гвоздичку, а один попросил инспектора оставить ему фотографию.
— Зачем она вам нужна? — спросил Дун.
— За этой лошадью сейчас хожу я. Мне бы хотелось иметь снимок.
— Сфотографируйте ее сами, — посоветовал ему Дун. — Эта карточка по закону принадлежит родителям покойной.
— Ну, — требовательно спросил он меня, когда мы вышли, — что вы об этом думаете?
— Это ваша задача — думать, — возмутился я. На его губах промелькнула улыбка.
— Поживем — увидим. Если придет что-нибудь на ум, то сообщите мне. Я готов выслушать каждого, кому будет что сказать. Я не гордый. Любой ответ я не оставлю без внимания. Пусть об этом знают все. Побеспокойтесь об этом.
— Постараюсь.
В нашем доме в Шеллертоне в самый разгар суеты, которая длилась вот уже несколько дней, раздался телефонный звонок. И как бы Дун ни пытался скрыть эту новость, известие о смерти еще одной девушки, связанной с имением Тремьена, стало достоянием всей округи. Отовсюду нахлынули газетчики, требовавшие информации. Ди-Ди вновь и вновь повторяла, что она ничего не знает. Она была уже доведена до слез, когда я наконец забрал у нее телефонную трубку. Вежливо и доброжелательно я сообщил, что не располагаю никакими фактами.
Вся пятница прошла у меня в работе над книгой и в ответах на бесконечные телефонные звонки. Дун не появлялся. В субботу я узнал, что за это время он навел ужас — на все местное население.
Возвратившись, Тремьен осведомился, не захочу ли я отправиться в Сандаун вместе с Фионой, Гарри и Мэкки, чтобы несколько развеяться, сам же он намеревался выехать с пятью скакунами в Чепстоу, чтобы договориться с владельцами о двух забегах: