— Ты найдешь ему кого-нибудь? — спросил я.
— Но только не на тех условиях, которые он ставит. — Ронни задумался. — Мне кажется, что тебе я могу рассказать, поскольку он уже подкатывался к тебе. Он просит найти писателя, который согласился бы жить у него дома по меньшей мере месяц для обработки всех его вырезок и записей и для продолжительных бесед. Никто из маститых на это не пойдет, у всех у них иной образ жизни. Кроме того, он хочет семьдесят процентов авторского гонорара, который и в любом-то случае не будет высок. Никакой известный писатель не станет работать за тридцать процентов.
— Тридцать процентов... включая аванс?
— Совершенно верно. Аванс не больше твоего, если я сумею его еще пробить.
— Это обрекает меня на голодное существование. Ронни улыбнулся.
— Сравнительно мало людей живут только писательским трудом. Уж ты-то должен знать об этом. Ну ладно, — он наклонился вперед, как бы давая понять, что тема Тремьена исчерпана, и выпалил: — Теперь насчет этого издания твоей книги в Америке...
Оказалось, что литературный агент в Нью-Йорке, иногда сотрудничавший с Ронни, поинтересовался у моих издателей, есть ли что-нибудь интересное на подходе. Они отослали его обратно к Ронни. Так вот не захочу ли я, сказал Ронни, послать ему экземпляр своей рукописи, а он, если посчитает, что книга найдет сбыт на американском рынке, постарается найти ей надежного издателя.
Я старался держать рот на замке, но внутри чувствовал, что задыхаюсь.
— Ну как? — спросил Ронни.
— Я... э-э-э... С удовольствием.
— Я так и думал. Ничего не обещаю, сам понимаешь. Ведь книгу вначале нужно посмотреть.
— Да.
— Если ты помнишь, мы дали твоему издателю здесь права только на Великобританию и страны Содружества. Это дает нам широкие возможности для маневра. — Некоторое время, раскачиваясь, по обыкновению, в кресле, он обсуждал технические детали и перспективы издания. Эти его рассуждения пробудили во мне сомнения. Рынок был перенасыщен, трудностей хоть отбавляй. Но поскольку литературное горнило постоянно требовало угля, моя книга могла оказаться хотя бы охапкой сена. Ронни сказал, что даст мне знать сразу же, как только получит информацию из Нью-Йорка.
— Ну, а как у тебя с новой книгой? — спросил он.
— Медленно.
Он кивнул.
— Вторая всегда идет труднее. Но продолжай работать.
— Буду.
Ронни поднялся и, глядя на заваленный бумагами стол, дал мне вежливо понять, что время моего визита исчерпано, и пожал мне на прощание руку.
— В любое время буду рад видеть тебя, — машинально произнес он, уже озабоченный своими рутинными проблемами; я же прошел по коридору, задержавшись у стола Дэйси.
— Вы собираетесь послать мою рукопись в Америку? — спросил я, застегивая молнию на лыжной куртке и сгорая от желания поделиться с кем-нибудь этой доброй вестью.
— Да, — одарила она меня лучезарным взглядом. — Я сделала это еще в прошлую пятницу.
— Неужели?!
Я направился к лифту, не зная, радоваться мне или негодовать от этой вечной манеры Ронни спрашивать моего согласия на то, что он уже сделал. Я бы ничуть не возражал, если бы он просто заранее сказал мне об этом. Это было лучшее, что он мог для меня сделать, тем более что он имел на это все права.
Спустившись вниз и выйдя на морозный воздух, я вспомнил о том, как впервые очутился в дверях его кабинета.
Написать книгу — это одно, а найти издателя — совсем другое. Прежние мои шесть книжек, хотя и были опубликованы и уже поступили в продажу, являлись частью моей работы на туристическое бюро, где мне платили неплохо, но требовали моего длительного отрыва от цивилизации для сбора материала. Владельцем моих книжек было бюро, оно же их и публиковало, но выхода на литературный рынок у него не было.
Рукопись своей предыдущей книги я отнес сам в небольшое, но известное издательство (найдя его адрес в телефонной книге) и передал ее симпатичной девушке, которая обещала положить ее в рабочую папку и проследить за прохождением.
Рабочая папка, объяснила она, демонстрируя ямочки на щеках, служила вместилищем тех не обсужденных!
еще сочинений, которые приходили по почте каждый день. Она уверила меня в том, что моя книга будет обязательно прочитана, а за ответом я могу прийти через три недели.
Через три недели с теми же ямочками на щеках она сообщила мне, что моя книга не совсем в их «жанре», представленном в основном «серьезной литературой». Она предложила мне обратиться к агентам, которые найдут возможность ее пристроить. Она же дала мне список их имен и адресов.
— Попробуйте обратиться к кому-нибудь из них, — посоветовала она. — Мне же книга очень понравилась. Желаю вам удачи.
К Ронни Керзону я направился лишь потому, что его контора находилась по пути домой, на Кенсингтон Хай-стрит. Внутренний голос всегда играл большую роль в моей жизни, а когда он звучал особенно громко, я без всяких сомнений следовал ему. С Ронни он меня не подвел. У меня появились шансы избежать нищеты.
Предложение Тремьена представлялось мне западней.
Возвращаясь в Низвик из конторы Ронни, я не имел ни малейшего намерения когда-либо вновь встретить Тремьена Викерса. Я забыл о нем. Мои мысли были заняты книгой, над которой я тогда работал, и в особенности тем, что делать с одним из моих героев, который по воле моего воображения оказался между небом и землей на экспериментальном воздушном шаре, наполненном гелием, с вышедшими из строя воздушными насосами. У меня были сомнения насчет этого воздушного шара. Возможно, придется переделывать весь сюжет. Возможно, придется выбросить в корзину все, что я написал, и начать сначала. Этот мой герой на воздушном шаре наделал под себя от страха. Мне были понятны его ощущения. Занимаясь литературным трудом, я вдруг неожиданно для себя осознал, что самое страшное — это быть непонятым своими читателями.