Сам он тоже был в бриджах и в ярко-желтом спортивном свитере. Пестрый анорак, родной брат куртки Гарета, был переброшен через спинку кресла; Сэм захватил с собой и каску пронзительно бирюзового цвета с большими красными буквами спереди — Ягер. Он был начисто лишен скромности и застенчивости.
Ди-Ди, зайдя на кухню за своим кофе, при виде его засияла, как стосвечовая лампочка.
— Доброе утро, любимец женщин, — поздоровалась она.
Любимец женщин попытался хлопнуть Ди-Ди по заду, когда она проходила мимо него, причем она никак на это не отреагировала.
Ну и ну, подумал я, где-то внутри этой поглощенной в себя недотроги явно сидит блудливая кошечка.
Она приготовила себе кофе и села за стол рядом с жокеем; нельзя сказать, что они флиртовали, но были явно на дружеской ноге.
Я поставил в духовку тосты, достал сок, масло, мармелад. Сэм Ягер наблюдал за мной, комично приподняв брови.
— Разве Тремьен не говорил, что вы писатель? — наконец спросил он.
— Большую часть времени. Хотите тостов?
— Один тост. Слегка подрумяненный. Вы не похожи на долбаного писателя.
— Многие люди не похожи.
— Не похожи на кого?
— На тех, кто они есть. Будь они долбаные или нет.
— На кого же похож я? — требовательно спросил он, однако в его голосе я заметил неподдельное любопытство.
— На того, кто в прошлом году участвовал в восьмидесяти девяти заездах, выиграл скачки Гранд нэшнал и стоит третьим в списке лучших жокеев.
— Вы ясновидящий? — удивился он.
— В самое ближайшее время я задам вам несколько вопросов относительно того, как вы оцениваете своего босса в качестве тренера.
— И будет лучше, если твои оценки окажутся положительными, — с наигранной строгостью вмешался в разговор Тремьен.
— Окажутся чертовски положительными, разве нет?
— Конечно, если в тебе есть хоть доля здравого смысла, — согласился Тремьен, кивая головой.
Я вытащил из духовки тосты и заложил в держатель новую порцию. В ходе всего завтрака Сэм был явным лидером. Его присутствие ощущалось физически, и у меня промелькнула мысль: как он уживается с Ноланом? Ведь это же две стороны одной медали.
Я задал этот вопрос Ди-Ди, после того как Тремьен и Сэм ушли контролировать тренировку второй смены; спросил я ее об этом в конторе, куда зашел, чтобы проверить по старым формулярам кое-какие факты.
— Уживаются? — с иронией в голосе переспросила Ди-Ди. — Нет, они не могут ладить друг с другом.
Она замолчала, раздумывая, стоит ли продолжать, пожала плечами и добавила:
— Сэм недолюбливает Нолана за то, что в его распоряжении слишком много лошадей из наших конюшен. Нолан выступает практически на всех скакунах, принадлежащих Фионе. С этим бы Сэм еще смирился, но Тремьен заявляет к скачкам любителей большее количество лошадей, чем остальные тренеры. Это приносит ему, естественно, большее количество побед. Владельцам, которые делают крупные ставки, это нравится. Ведь Нолан, как бы мы к нему ни относились, прекрасный наездник. Он возглавляет список лучших жокеев-любителей уже много лет подряд.
— Почему он не хочет перейти в профессионалы?
— Сама мысль об этом нагоняет на Сэма страх, — спокойно ответила Ди-Ди. — Но я не думаю, что это когда-либо произойдет. Сейчас же это совсем маловероятно из-за обвинения. Нолану нравится его статус любителя. На Сэма он смотрит свысока — как белый воротничок на голубой. Именно поэтому...
Она осеклась на полуслове, как будто на пути от головы до языка поставили преграду. Я сразу же заинтересовался, но постарался не подать виду:
— Поэтому что?
— Нечестно выбалтывать чужие секреты.
— Продолжайте, пожалуйста, — попросил я, но без особого нажима. — Я буду нем как рыба и не проболтаюсь.
— Это не поможет вам в ваших писательских трудах.
— Но это поможет мне понять всю здешнюю систему работы и отгадать секрет успеха без учета таланта Тремьена. Предположим, частично его можно объяснить соперничеством двух жокеев, не желающих уступать друг другу пальму первенства.
— А у вас изворотливый ум, — взглянула она на меня. — Никогда бы не подумала.
Ди-Ди размышляла, мне же ничего не оставалось, как ждать ответа.
— Дело не только в скачках, — наконец произнесла Ди-Ди. — Дело в женщинах.
— Женщинах?
— На этом поприще они тоже соперничают. В тот вечер, когда Нолан... я имею в виду вечер, когда Олимпия умерла...
Я заметил, что все они говорят «когда Олимпия умерла» и никто еще до сих пор не сказал «когда Нолан убил Олимпию», впрочем, Ди-Ди была близка к этому.
— Сэм положил глаз на Олимпию, — каким-то отрешенным тоном сказала Ди-Ди. — Нолан привел ее на вечеринку, и, естественно, Сэм начал к ней клеиться.
В ее спокойном голосе я уловил какие-то нотки снисхождения к Сэму и явного осуждения Нолана, несмотря на то что именно последний оказался в проигрыше.
— А Сэм... э-э... знал Олимпию?
— До того вечера — нет. Никто ее не знал. Нолан придерживал ее для себя. Когда же он ее привел и она бросила первый взгляд на Сэма, то сразу начала хихикать. Я там была и сама это видела. На женщин Сэм производит такой эффект, — Ди-Ди подняла брови. — Не удивляйтесь. Я тоже подвержена его влиянию. Ничего не могу с собой поделать. Он веселый.
— Это заметно, — согласился я.
— Заметно? Немудрено. Как только Нолан отошел, чтобы приготовить ей коктейль, она сразу же кинулась на шею Сэму. А когда тот вернулся, их с Сэмом уже не было. Я же говорила вам, в какую оранжевую дрянь она была одета... в самый раз для визита по письменному приглашению. Нолан, видимо, решил, что они уединились в конюшнях, быстренько рванул туда, но безрезультатно. — Она снова замолчала, обуреваемая сомнениями в необходимости всех этих откровений, но, по всей видимости, закончить ей было труднее, чем начать. — Нолан, изрыгая проклятия, в бешенстве вернулся в гостиную и сказал мне, что он задушит эту... э-э... суку. В принципе он обвинял ее, а не Сэма в том, что остался в дураках. Он, Нолан, белый воротничок — ив дураках! Поскольку он не хотел, чтобы эта история стала достоянием остальной публики, то быстренько заткнулся, хотя и кипел от гнева. Ну вот и приехали — все произошло именно так.